ВО ВЕСЬ ГОЛОС       

Первое вступление в поэму.

      
Уважаемые
       товарищи потомки!
Роясь
       в сегодняшнем
                           окаменевшем говне,
наших дней изучая потемки,
вы,
       возможно,
                     спросите и обо мне.
И, возможно, скажет
                             ваш ученый,
кроя эрудицией
                      вопросов рой,
что жил-де такой
                        певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор,
               снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу
                     о времени
                                   и о себе.
Я, ассенизатор
                    и водовоз,
революцией
                 мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
                    из барских садоводств
поэзии -
            бабы капризной.
      
Засадила садик мило,
дочка,
         дачка,
                  водь
                         и гладь -
сама садик я садила,
сама буду поливать.
Кто стихами льет из лейки,
кто кропит,
               набравши в рот -
кудреватые Митрейки,
                              мудреватые Кудрейки -
кто их, к черту, разберет!
Нет на прорву карантина -
мандолинят из-под стен:
"Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н..."
Неважная честь,
                      чтоб из этаких роз
мои изваяния высились
по скверам,
                где харкает туберкулез,
где блядь с хулиганом
                               да сифилис.
И мне
       агитпроп
                   в зубах навяз,
и мне бы
            строчить
                        романсы на вас -
доходней оно
                  и прелестней.
Но я
      себя
            смирял,
                       становясь
на горло
           собственной песне.
Слушайте,
              товарищи потомки,
агитатора,
              горлана-главаря.
Заглуша
           поэзии потоки,
я шагну
         через лирические томики,
как живой
              с живыми говоря.
Я к вам приду
                  в коммунистическое далеко
не так,
         как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
                      через хребты веков
и через головы
                    поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,
                      но он дойдет не так,-
не как стрела
                   в амурно-лировой охоте,
не как доходит
                    к нумизмату стершийся пятак
и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих
            трудом
                     громаду лет прорвет
и явится
            весомо,
                      грубо,
                              зримо,
как в наши дни
                    вошел водопровод,
сработанный
                 еще рабами Рима..
В курганах книг,
                      похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
вы
   с уважением
                    ощупывайте их,
как старое,
               но грозное оружие.
Я
  ухо
      словом
                не привык ласкать;
ушку девическому
                         в завиточках волоска
с полупохабщины
                       не разалеться тронуту.
Парадом развернув
                          моих страниц войска,
я прохожу
             по строчечному фронту.
Стихи стоят
                свинцово-тяжело,
готовые и к смерти
                          и к бессмертной славе.
Поэмы замерли,
                     к жерлу прижав жерло
нацеленных
                зияющих заглавий.
Оружия
          любимейшего
                            род,
готовая
           рвануться в гике,
застыла
           кавалерия острот,
поднявши рифм
                     отточенные пики.
И все
        поверх зубов вооруженные войска,
что двадцать лет в победах
                                      пролетали,
до самого
             последнего листка
я отдаю тебе,
                   планеты пролетарий.
Рабочего
            громады класса враг -
он враг и мой,
                   отъявленный и давний.
Велели нам
               идти
                     под красный флаг
года труда
              и дни недоеданий.
Мы открывали
                   Маркса
                             каждый том,
как в доме
              собственном
                               мы открываем ставни,
но и без чтения
                      мы разбирались в том,
в каком идти,
                   в каком сражаться стане.
Мы
   диалектику
                  учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
                     она врывалась в стих,
когда
       под пулями
                     от нас буржуи бегали,
как мы
         когда-то
                     бегали от них.
Пускай
         за гениями
                        безутешною вдовой
плетется слава
                     в похоронном марше -
умри, мой стих,
                     умри, как рядовой,
как безымянные
                      на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
                    на бронзы многопудье,
мне наплевать
                    на мраморную слизь.
Сочтемся славою -
                          ведь мы свои же люди,-
пускай нам
               общим памятником будет
построенный
                 в боях
                         социализм.
Потомки,
            словарей проверьте поплавки:
из Леты
           выплывут
                       остатки слов таких,
как "проституция",
                         "туберкулез",
                                           "блокада".
Для вас,
           которые
                     здоровы и ловки,
поэт
     вылизывал
                   чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
                      я становлюсь подобием
чудовищ
            ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
                     давай быстрей протопаем,
протопаем
              по пятилетке
                                дней остаток.
Мне
     и рубля
               не накопили строчки,
краснодеревщики
                        не слали мебель на дом.
И кроме
          свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
                         мне ничего не надо.
Явившись
             в Це Ка Ка
                            идущих
                                      светлых лет,
над бандой
               поэтических
                                рвачей и выжиг
я подыму,
             как большевистский партбилет,
все сто томов
                  моих
                         партийных книжек.
      
Декабрь 1929 г. - январь 1930 г.